Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
Я обомлел. Слово «педофил» окончательно выбило меня из колеи. Я понял, что Вершинский так нее назвал бы Дохтера, если бы Ксюша не рассказала нечто такое, что позволило бы употребить это слово. Но сейчас точно было не до рефлексий такого рода. Зато мотивация надрать Дохтеру задницу у меня дошла до зашкаливающих значений.
«Убью, – подумал я твердо. – Даже если Вершинский будет против. Дождусь момента и убью».
– Погоди, турбину запущу, – пробурчал Вершинский. – Пока она будет прогреваться, наложим Ксюше на руку шину, и будем аккуратно грузить на борт.
Он повернул выключатель подачи тока на стартер турбины, нажал пусковую кнопку, но ничего не произошло.
– Мы застряли, – произнес Вершинский пощелкав выключателями.
– Что такое? – У меня похолодела спина.
– Аккумуляторы сели, их не хватит на раскрутку турбин. Нужен внешний источник питания.
– Что же делать?
– Ну… Есть один способ запустить турбины без подключения к энергостанции, но он экстремальный. Очень. Я поднимусь повыше, и если меня не собьет платформа, спикирую вниз, и попробую раскрутить турбину набегающим потоком воздуха.
– А если собьет?
– Успокойся, салага! – одернул меня Вершинский. – Если собьет, то ты пойдешь за помощью к Дохтеру. У вас в поселке есть все необходимое, включая операционного робота. А потом ты, тайком от Дохтера, расскажешь друзьям о гравилетах. Соберешь команду, доберетесь до арсенала в обход, дождетесь хорошего ветра, и без включения турбин, на самых малых высотах, доберетесь до любой земли. Понятно?
– Да.
Я представил все это, и мне стало дурно.
«Хоть бы у него все получилось!», – подумал я с замиранием сердца.
Ведь если у него не получится, и даже если Ксюша каким-то чудом при этом выживет, мы с ней снова застрянем в Крыму, да еще и под властью Дохтера. Я на это готов был пойти только ради спасения Ксюши от смерти. Но будет ли ее жизнь лучше смерти в лапах Дохтера? У меня не было ответа на этот вопрос. Да он сейчас и не требовался. Ситуация сложилась так, что делать надо было все, что возможно. О последствиях думать придется потом.
– Ну, тогда пробуем! – Вершинский махнул мне рукой из кабины.
Он потянул рычаг привода, резво оторвал гравилет от земли, и начал набирать высоту. Машина бесшумно взмыла в воздух и стало казаться, что она стремительно уменьшаться. Я смотрел в небо, сощурившись от яркого солнца. Чем выше гравилет поднимался, чем дольше находился он в небе, тем тревожнее мне становилось. Я вслушивался в малейшие колебания воздуха, боясь услышать надрывный гул, похожий на рев баллистического лайнера на взлете. Я боялся ракет. Хотя, конечно, они не могли прилететь так быстро, даже если платформа их уже выпустила. Биотехнологические ракеты не разгонялись быстрее звука, они протискивались сквозь воздух, как тяжелые, защищенные хитиновой броней насекомые, сжигающие в утробах тонны нитроклетчатки для разгона на траектории. Это было самое страшное оружие тварей, способное поражать цели довольно далеко от воды.
Я потерял гравилет из виду на фоне раскаленного солнцем неба, так высоко поднялся Вершинский. И вдруг до моего слуха донесся нарастающий свист. У меня сердце забилось чаще, взгляд заметался над деревьями, ища приближающиеся ракеты. И лишь через пару мгновений я понял, что свист издавал падающий с небес гравилет. Да, именно падающий, а не пикирующий, потому что крыльев у него не было, и со сдвинутыми сферами привода Шерстюка он падал, как чугунная чушка, сорвавшая со стропы погрузочного крана. Я разглядел машину, несущуюся к земле на безумной скорости и понял, что если она впечтается в грунт, то оставит воронку метров десяти в диаметре. Я ждал воя запустившихся турбин, но напрасно. Гравилет начал замедляться, и метрах в тридцати надо мной завис в воздухе.
– С первого раза не вышло! – крикнул сверху Вершинский. – Но раскрутка была, и выхлоп был. Турбины в порядке, надо пробовать, пока не запустятся.
«Или пока вас не собьют», – подумал я, ругая себя за пессимистичный настрой.
Еще несколько дней назад я мечтал стать охотником. Всерьез. Но какой же, к дьяволу, из меня герой? Гравилет пригнать не сумел без потерь, над раненным рыдаю, ракет боюсь. Не ракет даже. Нет, не ракет, а необходимости возвращаться в поселок, к Дохтеру, если вдруг Вершинский погибнет. Меня оторопь от одной мысли об этом брала.
Вершинский снова поднял гравилет, и я сжал кулак свободной руки, чтобы все получилось. Раздался уже знакомый свист и вдруг, после двух хлопков свист превратился в знакомый до слез вой водородных турбин. На этот раз он прозвучал слаще самой замечательной музыки.
– Получилось! – закричал я. – Получилось!
И вдруг к вою турбин добавился тяжелый, плотный, басовитый рев приближающейся ракеты. Я глянул в небо – гравилет был еще высоко, Вершинский вел его по спирали, давая прогреться и разогнаться до полных оборотов турбинам. А ракета мчалась к нам с юго-запада, продавливая воздух тупым хитиновым лбом.
И я понял, что никто, кроме меня, не спасет ситуацию. Больше попросту некому. Вершинский был занят управлением, и не мог слышать ракеты из-за воя турбин. Радары тех времен еще не были настроены на фиксацию биотехов, а были рассчитаны лишь на обнаружения металлических объектов и наведенных ракет противника.
Надо было действовать. Молниеносно. Без раздумываний и рефлексий.
Я вывалил из карманов ружейные ракеты, выбрал из них осколочную, загнал в казенник ствола и вскинул приклад к плечу, широко расставив ноги для большей устойчивости. Я видел приближающуюся ракету, ее хитиновый панцирь блестел на солнце, но она была высоко, очень высоко. А мне еще не приходилось стрелять из ружья по так высоко расположенным целям. Да и вообще я не мог вспомнить случая, когда бы мне приходилось стрелять вверх.
Зато я вспомнил недавнюю свою мысль, что воздушная стихия, дескать, неподвластна была биотехам. Глупая мысль. Иллюзия, возникшая лишь от того, что ракетные платформы очень редко пускали свое оружие в ход. О, нет! Биотехи владели всеми стихиями. Морями и океанами владели они безраздельно, а на земле и в воздухе ударить могли в любой момент.
Ракета мчалась очень уж высоко. Я не мог взять прицел, не мог высчитать траекторию. Мне пришлось положиться на интуицию, как при стрельбе из лука или из детской рогатки. Но в детстве мы ведь с мальчишками попадали из рогаток по пустым картриджам от тоника! Мы знали, как полетит камень определенного веса при определенном натяжении жгута. Но ведь из ружья я стреляя уже больше, чем из рогатки! Да, у меня был опыт, и я очень хорошо представлял траекторию снаряда.
Я опустил планку прицела, чтобы не мешала. Любой бы пальцем у виска повертел в этот момент, но меня она действительно лишь сбивала с толку, пользы от нее в сложившейся ситуации не было ни малейшей. Прикинув в уме возможную траекторию снаряда, я мысленно соединил ее с траекторией приближающейся ракеты, взял упреждение с учетом ее скорости и вектора движения, выдохнул, вжал приклад в плечо, и нажал спусковую пластину.
Ухнуло. Снаряд покинул ствол, оставляя завитый штопором дымный след, и устремился прямиком в голубое небо, почти по строго вертикальной траектории. Но это лишь в первые мгновения казалось, что она совсем вертикальная. Постепенно дымный след начал загибаться на юго-запад, все сильнее, сильнее, описал дугу, начал снижаться, и тут я понял, что попал. В этом не было никаких сомнений. Я почти физически увидел точку в пространстве, где столкнутся две ракеты – моя, и выпущенная донной платформой.
Живая ракета налетела на мой снаряд с такой скоростью, что стальная болванка проломила лобовой хитиновый обтекатель, рассекла мышцы, управляющие передними стабилизаторами, и вскрыла полость с нитрожиром. Едкая жидкость потоками полилась на землю, на лету превращаясь в мелкодисперсную масляную смесь, а ракета неуклюже вильнула, вошла в штопор, и рухнула, примерно в километре от нас к востоку, запалив траву догорающим твердотопливным двигателем.
Я
